Андрей Матвеев - Полуденные песни тритонов[книга меморуингов]
МУХ Я ПЕРЕБИЛ ВЕЛИКОЕ МНОЖЕСТВО!
У меня с ними война. Они жужжат и действуют мне на нервы. А осенние еще и кусаются.
Правда, в Средние века мух было больше. А в прошлом веке так и вообще временами не знали, куда от них деваться. Но потом они стали исчезать, цивилизация не любит мух, мухи принадлежат культуре.
Цивилизация — это удел пришельцев. А так же пришельцев–мутантов и пришельцев–маньяков.
Между прочим, про культуру, про мух и про цивилизацию когда–то была написана одна очень забавная книжица, она так и называлась:
«ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ»[91].
Мне до сих пор безумно нравится конец ее предпоследнего абзаца:
«И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по имени Хрюша.»[92]
Хотя для завершения этого меморуинга больше подойдет иная цитата, из романа Дугласа Коупленда «Пока подружка в коме»:
«Идите, освобождайте землю под новую культуру. Беритесь за топоры, косы, за оружие. Если каждая минута вашего нового времени не будет посвящена обдумыванию того, как можно перевернуть мир, если вы не станете ежесекундно плести заговор, подтачивая изнутри опоры мирового порядка, — считайте, что этот день потерян впустую».
Что же касается всех этих зеленомордых пришельцев, то мне все равно хочется дожить до момента, когда они по–настоящему объявятся. Может, тогда в этом мире действительно хоть что–то, но изменится, пусть даже не обязательно к лучшему.
46. Про Роберта Шекли как пространственно–временной портал
Чтобы изложить все нижеследующее, мне придется вначале прибегнуть к математике, хотя в ней я полнейший кретин — уже с шестого класса учителя ставили мне «3», держа в голове «2». Но есть в моей семье умные люди — тот же Денис — которые до сих пор понимают и ценят т. н. красоту формул, так что когда я попросил его помочь мне облечь одну мысль в математические символы, то он не отказался и меньше, чем за час сделал это.
А мысль была такая:
когда–то, уже много лет назад, мне пришло в голову, что общаясь с каким–то человеком, ты общаешься не только с ним, но и со всеми, с кем он общался в своей жизни.
Три раза в одном предложении для глагола «общаться» многовато, но в этом случае допустимо.
И вот что получилось:
(xY)(yZ) X Z,
где x, y и z произвольно взятые лица, а X, Y и Z это — соответственно — множества людей, с которыми эти лица общались в жизни.[93]
Хотя для того, чтобы вывести эту формулу он вначале произвел на свет другую.
Более конкретную, построенную на домашних величинах и данных:
(dbAM)(amRSh)RShDB
db здесь — это Денис Борисов, am — естественно я, Андрей Матвеев, ну а RSh — множество людей, с которыми общался в жизни Роберт Шекли.
То есть, раз я встречался с Робертом Шекли, то и Денис с ним тоже встречался, вот такая заморочка.
Но и я, в свою очередь, встречался/общался со всеми, с кем за свою жизнь общался мистер Роберт, для этого можно тоже написать подобную формулу.
Соответственно, для меня мистер Роберт Шекли — это пространственно–временной портал, которым для того же Дениса могу быть и я.
Вот такая мулька.
Хотя прежде, чем мистер Роберт откроет этот портал, мне надо кое–что объяснить.
Например, почему я так ухватился за возможность с ним встретиться. Просто его «Паломничество на Землю», вышедшую в «мировской» серии современной зарубежной фантастики в 1966 году, я прочитал тогда же. Мне было 12 лет и именно в тот год у меня чуть не вышла двойка по математике. А я читал про «Ордер на убийство» и про «Особый старательский», и математика мне была по фиг. И тогда я даже подумать не мог о том, что когда–нибудь он приедет, уже не Сврдл, а в Екатеринбург, но все равно — сюда, на Урал.
Но он взял, да и приехал. Я подловил его сразу, как он вышел из машины и, сутулясь, направился к дверям того здания, где должны были вручать премии писателям, про которых он никогда не слышал.
— Мистер Шекли! — воскликнул я, и радостно поведал всю предысторию, про книжку, читанную почти сорок лет назад, и про то, как бы хотелось поговорить с ним о чем–нибудь таком…писательском…
— Хорошо! — сказал он, а потом, помолчав, добавил: — Всего–то почти сорок лет, мой мальчик, и ты дождался!
Мальчик охренел и внезапно предложил мистеру Роберту поехать на рыбалку.
Именно там и открылся этот пространственно–временной портал.
Для начала мы ухнули в конец семидесятых, на Ибицу.
Я сидел в баре в Санта — Эвлалии, только меня никто не видел.
Бар был без названия, зато я знал, что хозяина зовут Артуром.
Молодой, примерно моих сегодняшних лет, Шекли сидел за угловым столиком и ел стейк. Он был не один — с ним были еще двое.
— Кто это? — спросил я старого Шекли, пьющего колу в гостевом рыбацком домике.
Он хмыкнул.
— Что повыше — Пит Синфилд, знаешь?
Я его знал: Питер Синфилд писал тексты для альбомов King Crimson, даже сноску можно не давать — стыдно. Кто захочет, пусть сам посмотрит в интернете.
— А что пониже — Брайан Ино.
Тут уже хмыкнул я.
Баронет Брайан Питер Джордж Сент Джон Ле Баптист Де Ла Селл Ино пил пиво и смотрел на то, как молодой, примерно моих сегодняшних лет, писатель Шекли ест стейк.
Брайан Ино, один из создателей Roxy Music.
Брайан Ино, автор «Another Green World», «Музыки для аэропортов» etc, etc…
— Они сейчас уйдут! — говорит старый Шекли.
— Нет, — отвечаю я, — мы еще не договорились!
— Так что, ты согласен, Боб? — спрашивает меня Брайан Ино.
Я думаю. Мне действительно стало скучновато в последнее время: Ибица — райское место, но порою хочется чем–то занять голову, не все же дни курить гашиш. Хорошо, что появился Пит, с ним стало повеселее, мы уже вместе ходили по барам, а потом, поздним вечером, спускались к морю и травили друг другу разные байки, я ему — про Нью — Йорк, а он мне — про Лондон.
Но становилось все жарче и даже вдвоем нам стало вечерами тоскливо.
И тут к Питу приехал на пару недель друг.
Друг Брайан.
Как потом говорил мне Синфилд:
«Сидели мы с ним в баре, и я жаловался на тоску и жару, и на то, что даже для меня слишком много алкоголя, и что Ибица стала портиться, и что Бобу Шекли, который тусуется здесь не первый год, тоже становится в облом вся эта средиземноморская развлекуха, тут–то Ино и предложил поразвлечься. Сделать совместный проект. Прямо здесь, на Ибице. Ну что, Боб, слабо?»
Это было не слабо, это было круто.
И как раз сейчас, в баре у Артура, мы обговаривали все детали будущей записи моего рассказа «In The Land Of The Clear Colors», музыка Брайана Ино, читать текст должен Питер, история — моя, Боба Шекли.
В СТРАНЕ ЧИСТЫХ КРАСОК[94]…
Записывать же все это мы будем в студии одного галериста, нарисовать обложку согласился знакомый южноамериканец, то ли мексиканец, то ли парень из Венесуэлы, Леонар Куэльо.
Ино и Синфилд уходят, я дожевываю стейк и смотрю на Артура.
Тот улыбается и машет мне рукой. В глазах у него пляшут чертенята.
Я встаю из–за столика и иду к стойке. Артур смеется и внезапно суёт мне в лицо носовой платок, пропитанный амилнитратом[95]. Моё сердце начинает бешено колотиться, происходит короткое замыкание чувств, и я на мгновение погружаюсь в беспамятство…
Последние выделенные строчки принадлежат непосредственно мистеру Роберту Шекли. Я просто их цитирую[96].
Что же касается беспамятства, то когда я прихожу в себя, то понимаю:
ПОРТАЛ УЖЕ ЗАКРЫТ.
Мы едем на лодке с мотором к небольшому островку. Самое удивительное, что жара, от которой все изнывали еще с утра, внезапно спала: небо затянуло странными, белесыми тучками, сквозь которые еле пробиваются палящие лучи беспощадного августовского солнца.
Такое чувство, будто Шекли это наколдовал.
Лодка подходит к островку, глушится мотор, мы поочередно сходим на берег. Первой по камням прыгает моя дочь, потом идет переводчица Шекли, потом он сам.
Последним тащусь я.
После Ибицы мне все еще не по себе.
Голова кружится и ноги ватные.
Но мне вновь безумно хочется, чтобы этот старый человек прибегнул к своей непонятной магии.
Чтобы опять заработала формула (xY)(yZ) X Z и я смог увидеть то, чего самому мне никогда не увидеть.
Шекли устраивается под деревом, переводчица садится рядышком, хотя она нам не очень и нужна: я понимаю все, о чем он говорит, он понимает меня, а когда открывается портал, то языковой барьер вообще исчезает, как исчезает и сам язык.
